Барбизон. В отеле только девушки [litres] - Паулина Брен

Все было в шаговой доступности для Нанетт Эмери; ей даже не приходилось покидать здание: через небольшой коридор в вестибюле она могла дойти до аптеки Нейта С коллара или купить новый роман у мисс Кристал; а будь у нее склонность к живописи – выставить работы бесплатно в галерее в бельэтаже. Если что-то идет не так, всегда можно обратиться к новому управляющему «Барбизона» – Хью Дж. Коннору, похожему на дядюшку в очках, немного скучного, но любящего. Он посылал цветы захворавшим постоялицам, а тем, чьи денежные поступления задерживались, предлагал взаймы пять или десять долларов. Если родители какой-нибудь из постоялиц просили его выдавать недельный запас денег, он соглашался. Также он охотно делился познаниями по части самого города Нью-Йорка и его деловой жизни и как-то помог уроженке Форт-Уэйна, открывшей магазин платьев на Восточной 54-й улице, найти место для второго магазина.

Миссис Мэй Сибли, заместитель управляющего и регистратор, сочетала в себе наседку и надзирательницу. Это она отзывала в сторону постоялиц [34], которые чересчур часто возвращались домой слишком поздно: сначала у них спрашивали, понравится ли это их родителям, если это не действовало, она намекала, что комната может в скором времени понадобиться другим, и это сообщение вызывало фонтан слез и извинений. Швейцар отеля, Оскар Бек – сто килограммов усталого восторга, с удовольствием придерживал дверцы такси для постоялиц «Барбизона» и неизменно по-щенячьи радовался их возвращению. Когда проезжавшие мимо отеля мужчины кричали ему [35], прося дать «номерок», он орал в ответ: «Темплтон-восемь-пять-семь-два ноля!» (номер стойки регистрации). Одна из постоялиц, уроженка Огайо [36], рассказывала, что Оскар, так и не избавившийся от сильного немецкого акцента, «булькает и клокочет, и никто не понимает, что он говорит, но, кажется, будто он имеет в виду, что ты самая хорошенькая на свете».

Нанетт не требовалось ни комплиментов Оскара Бека, ни наставлений Сибли, ни советов Коннора. Как только она прибыла в Нью-Йорк, из серьезной молодой женщины, рассуждающей о политике на апрельском форуме, она сделалась светской дамой. Приписанная приглашенным редактором рубрики «Красота и здоровье» (причем «здоровье» было добавлено как уступка военному времени, чтобы избежать обвинений в легкомыслии), она в первый же день обедала со своей начальницей, знаменитой мисс Бернис Пек, которую нашла «удивительно прекрасной и прямолинейной»; мисс Пек, которая продержится на посту редактора рубрики двадцать четыре года [37], потребность оставаться красивой совершенно не портила, так что чувство юмора служило ей союзником в битве за красоту; и она не принимала участия в «серьезных» обсуждениях на тему того, «какой суперкрем втирать в пупок». Ужинала Нанетт после первого рабочего дня в компании других приглашенных редакторов в главной столовой отеля, описанной в брошюре, которую до поездки она каждый вечер изучала перед сном, как «отражающую атмосферу старого Чарльстона» посредством «пастельных тонов и великолепных цветочных росписей на стенах, вдохновленных красотами Юга». Ужин состоял из блюд стоимостью от 55 центов до доллара с половиной. После ужина Нанетт в компании новых подруг [38] прогулялась по открытой веранде отеля, а потом отправилась в «Уордолф-Асторию», а оттуда – на Пятую авеню, где девушки съели по мороженому в «Шрафте», одном из часто посещаемых женщинами тогдашних сетевых заведений; его интерьеры были стилизованы под элегантные дома, в каких обитал средний и высший класс англосаксонского протестантского происхождения. Нанетт чувствовала себя как дома.

В самом деле, Нанетт вполне освоилась на Манхэттене за считаные дни. В один суматошный вечер ей удалось втиснуть быструю поездку в «Офицерский клуб у Дельмонико» ради фотосессии еще с одной девушкой из редакторов и их кавалерами для модной съемки под названием «лучшее платье для свиданий». Потом были официальный танцевальный вечер, откуда девушки уехали на такси в половине десятого в бродвейский «Театр Бэрримор», где Нанетт взяла интервью у легенды Бродвея Кэтрин Корнелл для популярной уже два года рубрики августовского выпуска «Стремиться к звездам», для которой приглашенные редакторы брали интервью у вдохновлявших их знаменитостей. Нанетт сфотографировали с актрисой: они сидят, а на их коленях расположились собаки Корнелл. «Вспышки фотокамер, таксы Илло и Луни и блестящая беседа с великой Корнелл», – наскоро записала Нанетт в своем дневнике. (Другие приглашенные редакторы подошли к заданию более рассудительно: одна даже взяла интервью у Марка Шагала: он изъяснялся на смеси французского и «американского», «отчаянно жестикулировал и поднимал брови», а другая – у писателя, бежавшего из Германии, нобелевского лауреата Томаса Манна.) Потом, около полуночи, снова в ресторан «Дельмонико» на двойное свидание с братьями, морским пехотинцем и армейским офицером, и, наконец, «в немецкий ресторан, где кто-то играл на пианино и все пели ирландские песни. И ели сэндвичи с сардельками с чесноком и пили кофе». Нанетт пустилась в послевоенный разгул веселья, легкости и флирта.

По пути она собирала всякие сувениры, точно ополоумевший турист: из ресторана «Оук рум», который, по традиции, с понедельника по пятницу зарезервирован до трех часов ночи только для мужчин; из «Персиан рум» с визитками в помпезных красно-золотых тонах и оркестром Боба Гранта, игравшим после половины десятого вечера всего за дополнительные полтора доллара к счету; из «Котильон рум» в отеле «Пьер», где давал представления Майрус, чародей-телепат и человек с рентгеновским зрением, отвечая на злободневные вопросы, написанные зрителями на кусочках картона. Когда генерал Айк Эйзенхауэр [39] проехал по Пятой авеню в ознаменование победы США в войне, Нанетт и другие приглашенные редакторы были среди зрителей. «Стоячие места стоили дороже, так что мы заняли обычные, в кузове мусоровоза. Как чудесно видеть пять миллионов человек, болеющих за ту же команду…» – написали они в «Мадемуазель». В менее насыщенные дни Нанетт обедала в «Барбизоне», частенько выбирая для этого кофейню или террасу («балкон с витыми перилами и цветочными клумбами на фоне лазурного неба»), примыкающую к главной столовой, где приглашенные редакторы могли позавтракать (за 25–65 центов) и пообедать за 35–65 центов). Если ей хотелось пообедать вне отеля, Нанетт шла в «Лончам» (недешевую сеть нью-йоркских ресторанов) или же в «Стоуффер» на Второй авеню – тогда это еще был популярный ресторан, а не марка замороженных полуфабрикатов из телемагазина.

Работой Нанетт перегружена не была [40], поскольку, как поясняли приглашенным редакторам их наставники, основная часть августовского номера была готова задолго до их прибытия. И тем не менее Нанетт умудрялась втиснуть там и тут статейку за своей подписью: сообщая о таких, например, насущных вопросах, как борьба с лишним весом у первокурсниц, для чего требовалось выбрать, а того лучше – устроить диетическое меню в столовой колледжа. Получив консультацию